Топор — единственный человек на Шуисте, кому люди дают деньги, заведомо зная, что будут кинутыми. Топор — единственный из моих знакомых, по которому можно было бы измерять степень достоверности образов в претенциозных фильмах про жизнь городских окраин. Топор — единственный из известных мне персонажей, чей перфекционизм в строительстве своей социальной позы почти никогда не вызывает у меня сарказма. Писать про Топора невероятно сложно.
Я знаю его всю свою жизнь. Наши матери были подругами и, словно сговорившись, родили нас в один день, с разницей в год. Как и все дети, лишенные удовлетворительной реальности за окном, мы старательно ткали из воздуха и примеряли на себя бесхитростную образную систему голливудских боевиков. У меня есть фотография, где мы сидим на спинке дивана: я, толстый, подстриженный под горшок, с обидной миной на лице; и маленький, похожий на ангела, с воздушными белыми кудряшками на голове, Топорик, с безумным взглядом маньяка и игрушечным револьвером в руках. Когда я напоминаю ему об этом снимке, он неизменно говорит: «Сожги его нахуй!».
Может, это арсенальное преимущество на фотографии и стало тем реквизитом, без которого мой образ уже не имело смысла развивать.
Миновав детскую привязанность, наши с Топором отношения переросли в нечто неопределенное. Не имея формальных точек соприкосновения и имея ряд противоречий и даже претензий друг к другу, мы общались редко и, в основном, тогда, когда мне была нужна его помощь. Уже тогда я поражался его нюху на наркотики и самоотверженности, с которой их себе добывал. Но среди наркоманов выделяло его не это. Наркотики были и остаются для Топора тем самым револьвером, реквизитом, без которого теряется смысл. Таким же реквизитом был стаффордширский терьер, агрессивная сука тигрового окраса, которую ему подарил другой торчок. В джинсовом комбинезоне с порванными коленками, в кожаной куртке и черной шапке, со злым щенком на поводке («не надо, блять, ее гладить!») он входил в бильярдную, словно из нью-йоркского метро.
Героин... Когда пришло время, Топор ударился в религиозную опийную аскезу, которая освобождает человека от обременительного антуража и всякого там реквизита. За какие-то два-три года на Шуисте не осталось почти ни одного человека, чьи деньги не перекочевали бы безвозвратно в топоровские вены. Я не знаю, как он это делал, как, будучи самым известным кидалой, он внушал людям доверие. Конечно, его били, запирали связанным в погребе, присылали к нему быков, но всё это только шло ему на пользу: пропадала чувствительность, рос цинизм и оттачивалась смекалка. Ничто не могло выбить из-под Топора табуретку — он невозмутимо стоял с петлей на шее и нагло скалил до единого целые зубы.
Какой-то гранитный получается герой, неправда ли?
Его червоточина напрямую связана с гигантской прорехой в голове чиновников, отвечающих за оборот наркотиков. Когда в городе пропал доступный и качественный героин, ему на смену явился кошмар под вполне благозвучным названием «дезоморфин». Вы, наверно, слышали про него в новостях, но я на всякий случай расскажу. Дезоморфин относится к фармакологической группе опиатов, как и героин. Уступая героину в мощности, он, на первый взгляд, значительно выигрывает в цене и его можно приготовить из легально продающихся препаратов: йод, фосфор со спичечных коробков и кодеин, получаемый из обезболивающих таблеток. Ну, еще нужна сода, кислота и бензин. Надеюсь, вы можете вообразить себе, насколько это токсично. У людей сгорают вены, становясь жесткими, как проволока, попадание вещества мимо вены вызывает опухоль и абсцесс, а димедрол, который вроде как очищает раствор и добавляет ощущений, приводит к гниению тканей. Госнаркоконтроль, для которого хороши любые наркотики, не может сажать наркоманов за распространение, но зато прекрасно сажает за содержание притона. Года так на два.
В этой связи наличие свободной от лишних созерцателей квартиры представляет главную ценность и главную проблему. Собираются кружки по интересам, которые тихонько варят и не любят никого к себе пускать.
Тут мы вернемся к Топору. Около трех лет он прекрасно себя чувствовал в новых условиях. Его пускали почти во все квартиры, он ценился как варщик и доставать копейки, которые, по сравнению с героином, нужно было платить за таблетки, не составляло для него никаких проблем. Однако, роль, которую Топор несмотря ни на что продолжал репетировать, по понятным причинам создавала конфликт со всем окружающим миром. Не особенно различая людей, Топор поступал с ними, как считал правильным. Люди отвечали ему тем же, и в результате он был изгнан практически отовсюду, даже из собственной квартиры и из квартиры отца, где, как говорят, он тоже что-то спер.
Единственная дверь, которая еще открывалась, взамен обрушивалась на Топора всей своей металлической тяжестью в виде унижений. Глупо вспоминать слова, которые он получал, как ярлыки, скажу лишь, что ни я, ни любой из вас никогда в жизни не вынесли бы этого кошмара. Каждый раз, наблюдая за экзекуцией над Топором, я думал, что он вот-вот схватит тяжелый тупой предмет и воспользуется им самым естественным в тот момент образом. Но он словно исчезал, оставляя вместо себя неизвестно откуда взявшиеся слова, слова какого-то другого персонажа: «ну пожалуйста, ну последний раз, я больше не приду, да что я вам сделал?, ну хватит!».
Действительно, хватит.
Доброе утро, береженые мои!
0 comments:
Post a Comment