Волнами

Приходишь на рабочее  крыльцо, закуриваешь, отдаешь волосы на растерзание ветру. Ждешь, когда  сигарета закончится и чего-то еще. Пока смутно. 
Ждешь, когда  кто-нибудь откроет заветную офисную дверь — твоих полномочий не хватает.
Ждешь смс, звонка, случайной встречи или хорошего настроения. 
А потом — пауза. И накатывает. Не Тошнота, как в одноименном романе Сартра (там вообще, по-моему, клинический случай), а Тоска.
И хочется бежать куда-то далеко от компов, серьезных  лиц, чинных шагов по коридору, чашек и клавиатур. На волю, куда-то за горизонт, по Олимпийской аллее, которая видна с крыльца вместе с пеньками и бабушками.
Накатывает, и становится до слез жалко тётек, идущих тут мимо — они же такие старенькие, сгорбленные и страшные, и на фиг им опыт, который наверняка соткан из предрассудков и страхов…
Накатывает, и любуешься лицами сотрудников соседних организаций (и как их так подбирали?). Лицо как приятная фотография, зависаешь в созерцании и не здороваешься с этим лицом.
Через секунду окунаешься в пошлость других «соседей», которые носят шляпу, скрывающую мысли о бедном Полански.
Сочувствуешь беззубому уборщику территории, у которого трое детей и котята — он сам рассказывал, еще во времена таянья снега.
Накатывает, и всерьез думаешь: «А что, если внутри уже есть кто-то маленький и живой?...» Зрачки расширяются сами собой, и мысль замирает на месте. И вопреки советам врачей и собственной совести травишь дымом маленького ребенка… Машинально. От незнания, от которого все несчастья.
А потом понимаешь, что во всем этом — в пеньках, офисах, лицах и пошлостях — нет ровно никакого смысла. Абсолютно никакого. Они просто есть, и можно плакать над каждой чужой морщинкой (ведь накатило же), а можно послать вахтера туда, куда все хотели его послать хоть однажды. 
Больше не накатывает, но и не отпускает.


Что ж, доброе утро, Пенза!